Детство. Всегда рядом любимые мама, младшая сестренка. И, конечно, папа. Такой сильный, большой и красивый. В этом году ему было бы 68.
Много это или мало? В детстве думаешь, что это очень много. Знаешь, что все впереди и родители всегда будут рядом. Чем старше становишься, тем больше хочется родительской поддержки, внимания, так же, как и им. И когда теряешь самое дорогое, вдруг понимаешь, что жизнь — всего лишь миг.
Еще не совсем осознаю, что больше никогда не услышу в телефоне: «Как там поживают мои воробышки?». И только сейчас начинаю понимать: как много я не сказала, как много я не спросила. Мои первые воспоминания Зима. Я, укутанная и сверху накрытая шалью, сижу на санках. Папа рано утром везет меня в садик. Еще совсем темно, идет снег, я закрываю глаза и дремлю. Путь не близкий, еще есть время поспать. Выходим рано: папе надо успеть на работу на завод. Работал он электросварщиком–аргонщиком. Часто работал в две смены, была и подработка. Вечерами я ходила вместе с ним на завод. Положит мне кучу железяк – обрезков, я ими и играла. А он работал. В кругу семьи В выходные мы всей семьей часто ходили в лес. Летом гуляли по нехоженым тропинкам, ходили на Суру или собирали ягоды, травы. Зимой лазили по сугробам, валялись в снегу так, что одежда становилась колом. Катались с горок на ледянках. Брали, конечно, большой термос с травяным чаем – в нем было обжигающее лето, только он не очень помогал. Домой заваливались все в снежных комках, с деревянными от холода пальцами, но такие радостные и счастливые. Первые подснежники, ландыши – каждую весну у мамы был букет. Папа не пропустил ни одного года. На 8 Марта дарил солнечные мимозы, всем по веточке. Каждый праздник, по поводу и без, он дарил маме цветы. В лесу Больше всего я любила ходить с папой вдвоем в лес за грибами. Он знал много грибных мест и хорошо ориентировался. Садились с ним на электричку, выходили на какой-нибудь станции и шли далеко в глушь. Шумерлинский лес не такой, как здесь. Были у нас с ним брезентовые куртки с резинками — от клещей. Обязательно высокие резиновые сапоги, потому что змей по осени было очень много. Не раз проходили мимо них – лежит черная жирная на пенечке, греется. Папа скажет: если ее не трогать, то и она тебя не тронет. У него за спиной большой рюкзак, в руках корзина и ведро. У меня корзинка поменьше. И тряпичные сумки, конечно. Почти всегда мы возвращались домой с полными корзинами разных грибов. Я очень любила собирать черные грузди. Ну как собирать? Папа найдет дорожку из грибов – собирай, сам идет дальше. И осенние опята – такие маленькие, тугие, толстенькие, облепят пенек… Тут уж сама только поспевай. А как мама насолит – ум отъешь. Главный мой критик Печь я стала еще в школе. Папа очень любил мои торты. И каждый раз приходил ко мне на кухню — для меня тут излишков не найдется? Да как не найдется! Папа – ты самый главный мой критик. Я уже специально корж срезала и крем отложила. Смотрю на него строго и жду оценки. Но он всегда, зажмурив глаза, говорил: «Так вкусно!» Так в памяти и остался этот момент: я по одну сторону стола, украшаю торт, он – по другую, пьет чай. Хоть и не было у папы высшего образования, но он был очень грамотным. Читал много книг. С легкостью находил общий язык с совершенно незнакомыми людьми и всегда мог поддержать беседу. Никогда он меня не ругал. Ни за что. Любое мое решение принимал, только говорил: «Смотри, это твоя жизнь, тебе жить». И забота его была видна всегда, даже сейчас, когда я уже стала совсем взрослой. А мне всегда хотелось порадовать его. Все связанные мной свитера занашивал до дыр, пока не привозила новый. Говорю: я еще свяжу тебе, а он в ответ – мне в этом так тепло и удобно. На вопрос дочки о том, куда бы мне сейчас очень сильно хотелось бы поехать, отвечаю: «В деревню. Но только чтобы папа там, как обычно, стоял у калитки и ждал меня». Это моё самое большое и самое несбыточное желание. Берегите своих родителей и цените время, проведенное вместе.
В моей памяти часто всплывают яркие моменты Новогоднего праздника моего детства. Как в старой школе, в большом классе после уроков устанавливали ёлку, а потом её украшали разноцветными флажками, игрушками и гирляндами. Школьников было много. Ёлка проходила в три потока! Сегодня это представить невозможно, сколько нужно было сил на подготовку, времени и терпения. Не было в ту пору ни сотовых телефонов, ни интернета, был старенький баян и пластинки. Сценарии придумывали сами, писали их от руки. И на все три потока были зрители, бабушки никуда не расходились, встать было некуда. Стулья в большом классе старой, деревянной школы стояли вдоль стены, и в коридоре также толпился народ. Новогоднее представление готовили сами, песни разучивали на уроках пения. Были хорошие песни. Сейчас таких уже не поют. Как сейчас помню: я с баяном усаживалась под ёлку, а передо мной в разноцветной толпе мелькали лица учеников; список песен по сценарию был приклеен на маленьком листочке к баяну. Все песни я играла на слух. Ученики вместе с учителями кружились в хороводе. Никто никуда не спешил. Было всем очень радостно и весело. Чувствовалась праздничная атмосфера! Звучали песни: «Если ёлка огнями цветёт, это значит пришёл Новый год», «На зелёном ельнике крупные жемчужины, окна разу-крашены тонкою резьбой…», «Ясный день, замечательный воздух, поскорее коньки и на лёд…», «Мороз трещит и колется, по улице дымок…», «Ах, как в школе весело сегодня, по душе ребятам вечер новогодний»… Также разучивалось много стихов и сценок. И запах от ёлки был какой-то особенный, праздничный. В конце мероприятия подводили итоги на самый лучший новогодний костюм. Все ждали, кому же вручат главный приз. В каждом потоке была своя концертная программа. Все ребята активно участвовали и готовили костюмы. За масками можно было и не узнать некоторых. Особенно старшеклассников. На Новогоднем вечере были и Цыганки, и Пираты, Кощей с бабой Ягой, Лисы, Волки, Зайцы, Белки, Клоуны, Леший с Кикиморой… Почётная миссия была у главных персонажей — Снегурочки и Деда Мороза. На эти роли выбирали учеников, у кого была хорошая память и грамотная речь. Очень жаль, что нет ни одной фотографии тех новогодних праздников школьного детства. Всё, как сейчас перед глазами. Подарки в серых, бумажных кульках: плитка шоколада, мандарины, конфеты-батончики «Матрёшка», мармелад, пряники, вафли «Снежинка», яблоко и леденцы в железных, круг-лых коробочках (ландрины). В большом длинном коридоре школы было оживлённо. Все ждали танцы. В то время танцевали под пластинки, позже под магнитофон. Сменился век. Изменились люди. Всё изменилось. Неизменны только воспоминания.
Любовь Ивановна Галанова — частый гость библиотеки. Бывает, книгу возьмет, а когда и журнал полистает, но чаще приходит просто пообщаться, выговориться… Единственный сын – надёжа её и опора — скончался 6 лет назад, а внук непутёвый не даёт покоя. «Не жалельщик» — так о нём Любовь Ивановна отзывается. В один из зимних дней основной темой нашего разговора стала минувшая война. На мою просьбу поделиться воспоминаниями о тех памятных годах, Любовь Ивановна как – то сникла сразу (так мне показалось), опустила голову и промолвила: «Ну что я помню о войне…мне тогда только 9 лет было…» Помолчав, начала потихоньку вести свой рассказ: «Да, 9 лет было, когда объявили общую мобилизацию. И отец мой, Иван Тимофеевич Галанов, был одним из первых призван на войну в самом её начале, в 1941 году. Служил он на Кубани в пехоте. Точно не помню когда, но где — то через 3 — 5 месяцев отец был ранен в правую руку. После госпиталя отцу дали краткосрочный отпуск и он приехал домой, потом опять вернулся на войну, снова был ранен в печень и контужен, но после госпиталя так и оставался на фронте. Домой вернулся в 1945 году. Скончался от ран в 1949 году. Мать — Анна Дмитриевна Галанова (в девичестве Мизина) всю войну в колхозе трудилась. У меня было три брата: Александр, 1929 г.р., Владимир, 1938 г.р., после краткосрочного отпуска отца в 1942 родился Николай, а уже после войны, в 1946 году появилась на свет и младшая сестра Таисия, она сейчас в Подмосковье живет. Братья мои давно умерли, они по комсомольским путевкам попали на стройку в Иркутскую область, там обзавелись семьями. Моему старшему брату довелось поработать в военное время, подростки ведь вместо мужиков остались. Потому и в ночное ходили оставшихся в колхозе полуживых лошадок пасти, и навоз возили, и хлеб убирали, всю необходимую мужскую работу делали. А мы, помладше которые, пололи хлеба и просо, колоски собирали. Сама я не помню, но мама рассказывала, как одну сельскую девушку из с. Чадаевки посадили в тюрьму за то, что после уборки хлеба с тока, намела себе в подол зерна и домой принесла. Шесть лет отсидела. Такие были времена, всем было тяжко. В тот период колхозы были отдельно почти в каждой деревне, в Торговом «Родина» была, в Шуваловке свой колхоз «Трудовик», отдельно был и староназаровский колхоз, названия которого не сохранилось в памяти. На полях зерно растили. Были в колхозах и фермы, где обитали овцы, свиньи, телята и коровы, лошади — все было до войны. А в войну всю скотину на убой угнали. Потому и приходилось на полудохлых коровах да быках пахать, а то и на сельских бабах. Доводилось и мне боронить земелюшку деревянной бороной, втроём тянули лямку. Работали тяжело, а поесть – то нечего было, можно сказать. Весной – летом полегче было, основной едой свиргибуза или серпига была, слюнявки, коневник, да из лебеды да картошки лепешки. В Торгово — Талызинской вечерней школе окончила семилетку, в те времена народу — то много в селе было: по два класса по 45 человек учились. Директором в войну был Карташов Николай Иванович, а классным руководителем у нас была Уткина Александра Николаевна, наша вторая мама – защитница и наставник. Ещё нас учила Янина Мария Николаевна. Помнится, как всей школой во главе с директором по весне картошку сажали – поле колхозное, где под соху на лошадке, а где и под лопату доводилось. Летом обрабатывать ходили. Всё вручную тогда делали, мотыги да лопаты с вилами – основной инструмент был. Еще помню, как на жерновах мололи зерно, просо, да и какой помол — то был, где на половинки зернышко разделится, а где и помельче. А жернова представляли собой деревянные круги, на которых были набиты железные шипы. На верхнем круге была ручка, за которую и крутили жернова, измельчая зерно. Дети вдвоем крутили эти ручки, тяжело помол давался. Была и колхозная мельница возле Зыбинского моста, что на Баженовку ведёт. Но туда редко ездили, за помол брали часть зерна в уплату, потому те, у кого жернова сохранились, на них дробили зерно. Работал в войну и маслозавод, дядя мой — Мизин Федор Дмитриевич, матери родной брат – трудился там мастером. Любовь Ивановна Митрофанова работала там же, из Чадаевки юноша был, Флегонтов Николай, фляги таскал молочные, давно уж умер. А я вот всё живу». На том и оборвала разговор Любовь Ивановна. Видно было, что воспоминания накатили так, что дышать нечем стало, а в горле как комок застрял.
Воспоминания Л.И. Галановой, родившейся 19 марта 1932 г. в селе Торговое Талызино, записанные библиотекарем Л.А. Полонеевой
«Родилась я в 1936 году и всю сознательную жизнь прожила в селе Чадаевка, до самого переезда в 2002 году в соседнее село Торговое Талызино. Что помню про военное время? Наверное, то, что помнят мои сверстники, которых так мало осталось в живых: кто-то давно уже уехал в город в поисках лучшей жизни, кто-то жил здесь или в соседних деревнях и уже скончался…
Дети войны: Валя Флегонтова, Тоня Куликова, я
Детство было обычным Ярких воспоминаний о том периоде, пожалуй, нет, да и откуда им взяться, ведь к началу войны мне едва исполнилось пять лет. Детство было обычное, можно сказать, как у всех детей военного времени. У нас были и игры (дети – есть дети, даже в военное лихо), и работа, в деревне все с детства в неё втянуты. Больше всего любили мы с ребятишками в «догонялки», «прятки», «жмурки», да в «чижика» играть. Доводилось и на качелях качаться, и на санках с гор летать, но то уж после войны больше было. А в войну подросткам приходилось работать в поле, то колоски собирая, то на прополке проса и хлеба выручая колхоз. А я была так мала, что только в конце войны поработала на тех полях. В работницах Хорошо помню только то, что весной 1941 года меня заметила женщина из соседней Баженовки, когда приходила к родственникам в Чадаевку. Она и предложила моей маме, чтоб та отдала меня на лето «в работницы», а за это пообещала справно кормить. Так и попала я к т. Насте Кузиной (так звали женщину) почти на пять месяцев в работники. А работа моя заключалась в том, чтоб птиц шугать с участка, на котором хлеб рос. Это позже поняла, что из жалости меня взяла к себе одинокая женщина. Даст мне, бывало, т. Настя хлебных лепешек пару, потому как знала, что мы с подружкой, соседской девочкой вдвоем караулили урожай, а мы и рады стараться, бегать по рубежу, птиц гонять. Когда и засыпали в шалашике, который сами смострячили из прутьев ивовых, что за усадом в овраге росли в достатке. Но т. Настя нас не обижала, пожурит малость да ещё лепёшку даст. Так что повезло мне в голодном 41-ом. да и в 1942 году провела лето у этой доброй женщины. Раз в неделю, а то и реже меня мама навещала: прибежит ночью, обнимет спящую, чмокнет в лоб, перекрестит, да с тем и уйдет, пошептавшись с т. Настей. Помню, когда меня домой привезли осенней порой, едва узнала свою маму родимую да сестриц, опухших от голода и той еды, которую ели. Первая утрата Нас было четверо сестер (я, Маруся, Лиза и Нюра) и один братик Стёпа, который умер от разрыва сердца в возрасте неполных двух лет. Жили мы бедно, в те времена все новорожденных телят держали сначала в доме, берегли скотину-то, кормилицу. И вот в одну из ночей наш братик спал, а в дом вбежал теленок да и прошелся рядом с ним, и не выдержало сердечко мальца. Многое пришлось пережить детям войны и всем, кто был на фронте, работал в тылу. Иногда удивляюсь, как можно продолжать жить столько лет (мне уже 85, а ведь живы ещё и те, кому к 90 и за 90 лет) после той войны, после тех мучений и страданий. Тяжело было всем в то время, не сравнить, как сейчас живут. Война в судьбе семьи
Отец и Лиза
Но вернусь к рассказу о моей семье в годы войны. Отец, Елисеев Семён Иванович, участник ещё первой мировой войны. На Великую Отечественную войну был призван в 1941 году, и через два года комиссован по ранению. Вернулся домой, оправился малость от ран и стал работать в колхозе. Чем остался в памяти отец, так это его вечной боязнью опоздать на работу, трудились-то в деревне от зари до зари, потому вечно спешил. Умер он в 1968 году от непроходимости кишечника. «Голодной» смертью умерла позднее и моя сестра Маша (1926г.р.), после операции на желудке. Видимо, сказались голодные военные годы. Основной пищей тех лет в деревне считались лепёшки из лебеды да толченых сухих листьев липы, щи крапивные и со щавелем. Летом было легче: ходили по грибы, за ягодами. Ели редьку, слюнявки (тмин), брюкву, репу. Весной пекли «лейтенанты» из гнилой картошки да её очистков. И пусть ходили опухшие от такой пищи, но всё же выжили. Натерпелись страху Старшая сестра Нюра (1919г.р.) со своими сверстницами Маней Заватровой, Надеждой Логиновой да Нюрой Марфиной в селе жили в те годы мало, больше были на торфах и на лесоразработках на Бору. Нюра рассказывала: нелегко было лес валить наравне со старшими женщинами и редкими мужчинами, что до службы не годны были кто по возрасту, а кто по инвалидности – они и руководили «женским полком». Но на Бору кормили работников для войны неплохо, хлебца хоть вдоволь видели, иногда буханку и домой посылать удавалось, когда сильно захворавшего домой отправляли. Часто вспоминала сестра, какого страху повидали в дни и ночи бомбардировок г. Горького немецкими самолетами. Уши закладывало от грохота разрывавшихся бомб и рёва самолётов. И всегда плакала, вспоминая сестру Лизу. У войны женское лицо А сестре Лизе, 1924 г.р., довелось на фронте побывать. Призвали её на фронт сразу же, как 18 лет исполнилось, в 1942 году. Молчаливая Лиза не любила вспоминать войну, потому от неё мы узнали лишь то, что пришлось ей на фронте сначала солдатское бельё стирать, и грязное, и окровавленное, всякое, а потом санитаркой служила при военном госпитале. Так что насмотрелась мучений раненых солдатиков и повидала смертей их немало. А домой приехала в победном 45 — ом. Как сейчас перед глазами стоит тоненькая девушка с короткими волнистыми черными волосами, в гимнастерке и юбке чуть пониже колена, в хромовых сапожках. Вскоре Лиза уехала в Иваново, там вышла замуж, там и покоится прах её. Чтобы выжить Мы с сестрами и братиком были сводными, их мама умерла рано, и Семён Иванович присмотрел в Шуваловке девицу Аришеньку, позвал её замуж, а та и согласилась на троих детей выйти, а через год и я родилась. Мама моя, как и все женщины, во время войны трудилась в поле, не покладая рук, и вела хозяйство в доме. Хотя какое уж хозяйство в то время было, душили крестьян налогами, отбирая куриные яйца, пахтанное масло. За время войны мы трижды покупали-меняли свой дом. Стараясь выжить, отец сначала выменял дом на другой, более бедный, без половья у печки, но с доплатой зерном. Где-то через полтора года вновь продали подлатанный дом и перешли жить в ещё более древнюю маленькую избушку. По улицам моей памяти Только в 60-х годах, уже перед смертью своей, Семён Иванович прикупил новый средний домик на Вшивом бугорке – была такая улица в селе. И своя «Москва» у нас была, и «Полянки», и «Церковный порядок», и «Ефимовка» — навсегда только в памяти и остались названия улиц исчезнувшего села Чадаевки, родины моей и моих земляков. Как и до самой смерти буду хранить в сердце имена своих подруг и друзей, с которыми прошло моё военное и послевоенное детство, годы молодые.
Материал предоставила Л. Полонеева, фото из архива семьи
В одном из номеров газеты в рассказе «Дети Суры» была помещена фотография с подписью «Дом на Хуторе». Но это не просто дом, в этом здании размещалась начальная школа, в которой я училась. Вспомнились школьные годы, и мне захотелось поделиться некоторыми историями. Школьные годы чудесные…
А. Костюшова в детстве
Мои школьные годы начинались в Дурасовской начальной школе. Школа была расположена в бывшем барском доме: паркетный пол, огромные окна, высоченные потолки, на крыше – шпили. Это здание стоит до сих пор, вот что значит строили на века. В то время в школу принимали с 7 лет, мне не хватало почти трех месяцев до этого срока, но все мои подружки шли в школу, и мне не хотелось отставать от них. Директором школы был Володеев Сергей Иванович. вместе с женой Варварой Ильиничной, которая работала фельдшером в медпункте, они жили прямо в здании школы, у них была отдельная небольшая комната. Мама уговорила Сергея Ивановича принять меня в качестве исключения. Он согласился принять с испытательным сроком – 1 четверть. Если учеба пойдет нормально, то буду учиться, если нет, то до следующего года. Мне купили небольшой портфельчик, обшитый черным сукном, все школьные принадлежности. Ученицей я была старательной, поэтому без проблем оставили учиться дальше. Учились мы в комплекте: первый класс с третьим, второй с четвертым в две смены, так как в школе было только одно классное помещение. Учительницы были молоденькие: Зенкина Людмила Александровна (ныне Варнашова, проживает в п.Теплостанском), Боганова Валентина Петровна, Боганова Анастасия Петровна (в замужестве Васина, к сожалению, ушла из жизни). Больше всего из этих школьных лет мне запомнилось, как мы играли в различные игры. Играли до уроков, на переменах, после уроков, и учительницы часто играли вместе с нами. Любимыми играми были лапта, круговая лапта, «чай, чай – выручай», «знамя», когда игроки делились на две команды, поле разделяли чертой на две части, каждая команда ставила своё знамя (палочку). Задачей команды было уберечь своё знамя, а чужое – утащить. Сколько было задора и веселья! Если на улице дождь, то в перемену играли в классе в «классики» и «двигалки». Квадраты даже не нужно было рисовать, они были на паркете. Приносили какую-то баночку, надо было на одной ноге скакать по клеткам и двигать её. Ещё одной любимой игрой была игра в прятки. Играли около школы, у здания много углов, так что прятаться было где. Однажды стали играть, я была водящей. Мальчишки затеяли переодевание. Я была меньше всех и обмануть меня было нетрудно. Высунется кто-нибудь из-за угла, я кричу, и застукивать, а они выбегают: «Обознатки на три кона!» Пока отваживаю, опять сделают «обознатки». В это время в школу пришла тетя Поля, моя тетка по отцовской линии. Она работала в школе техничкой: готовила нам сладкий чай, мыла полы, зимой с мужем дядей Саней топили подтопок. Видит тетя Поля, дела мои плохи, чуть не плачу. Она быстро разрулила ситуацию: отругала мальчишек, сказала, что отвадит за меня, и всех «застукала». Выручила меня! Зимой до школы добираться было непросто. Надо было переходить через большой овраг, в который надувало много снега. Никто нам дорожки не чистил, только дядя Саня пролезет, чтобы истопить пораньше подтопок. Но шаги у него были как у Гулливера. Мы лезем по сугробам, проваливаемся. Когда мела метель, моя мама ходила нас провожать через овраг до Хутора (так называлась улица, на которой было меньше десятка домов). Потом мы придумали более эффективный способ перехода: сесть на портфель – и вниз. И быстро, и весело! Только мой тряпичный портфельчик не выдержал таких испытаний. к концу зимы ткань продралась, и картон стал разваливаться. Родители купили мне новый портфель, настоящий, из дермантина! Писали в то время не шариковыми ручками, а чернилами. Чернильницу завязывали в мешочек, сшитый из клеенки, чтобы не пролить в портфеле. Зимой в сильный мороз, пока дойдешь до школы, чернила замерзали. Ставили в подтопок отогревать. Но стоило заиграться, не вынешь вовремя – и твоя чернильница расплавилась. Приходилось макать перо в чернильницу соседа. Скорописи тогда не было, выводили каждую буковку, с разным нажимом, заглавные буквы с завитушками. Главное – чтобы было красиво и без грязи, ведь поставить кляксу было легко. Когда заканчивался учебный год, последнюю неделю ходили в походы и на экскурсии. Каждый год у нас были походы за Суру, на поляну к озеру Судыкино. Переправлялись на обычных лодках: два рейса – и все на том берегу. Приходили, разводили костер, пекли картошку, играли, ели свои припасы. Потом девчонки собирали дикий лук, а мальчишки хулиганили: ловили ужей и бегали за нами. Визг и писк на весь лес! Однажды пошли на экскурсию в орешник, он расположен на этом берегу, но идти далеко. Только пришли, откуда ни возьмись – налетела туча, и ливанул дождь. Мальчишки быстро сделали что-то вроде шалаша: нагнули ветки и связали их. Развели костер, но он больше дымил, всё сырое. Дождь быстро закончился, но мы все успели промокнуть. Наша учительница Анастасия Петровна повела нас через деревню Щукино к себе домой. Её мама Татьяна Андреевна достала нам всякие кофты, платки, халаты, быстро вскипятила чайник. Напились мы чаю с вареньем и печеньем, отогрелись, разомлели. Ещё немного подсохли и пошли через село домой. Мой первый заработок Рядом с нашей школой было футбольное поле. Мы часто там играли в футбол, проводились на нём и районные матчи. На нашей улице жил Моисеев Виктор – заядлый футболист. Он был намного старше меня, а вот его младшая сестра Таня была в нашей компании. Однажды Виктор пригласил нас «поболеть» за команду, видно был какой-то важный матч. Сказал нам, что кричать и когда. Мы очень старались, кричали во всё горло. И наша команда выиграла! На радостях Виктор раздал нам по 20 копеек. Это был мой первый заработок!
Как я осваивала велосипед Самой первой техникой, которую я осваивала в детстве, как и у большинства детей, был велосипед. Только у современных детей это сначала маленький трехколесный, потом побольше, потом ещё больше, а у нас сразу большой. Я была чуть повыше велосипеда, но очень хотелось научиться на нём ездить. С рамы не доставала до педалей, училась из-под рамы: двое держат велосипед, а я пытаюсь крутить педали. Отцу надоело смотреть на эту мороку, говорит: «Садись». Я встала на педали, держусь за руль, а он как катнёт меня! «Ура! Еду!» Ехала недолго, скорость начала падать и я – бабах вместе с велосипедом! Ушибы, вся в слезах, но поднимаю свою громадину, и всё сначала. После нескольких неудачных попыток я каким-то образом поняла как удерживать равновесие, и дело пошло. Моя подруга Марина была выше меня ростом, она доставала педали с рамы. Заберется на велосипед со скамейки или какого-нибудь бревна, оттолкнётся и едет. А останавливаться и слезать не могла. Мы её ловили и держали велосипед. В общем, каждый учился как мог. Но когда научились, сколько это доставляло удовольствия! С моими подругами Мариной, Ниной и Людой мы любили кататься по полевым дорогам. Летом они укатанные, гладкие. Катим с ветерком, только пыль летит, кругом хлебные поля, красота! Ещё и песни поем: «…ветры и версты, убегающие вдаль, сядешь и просто нажимаешь на педаль даль, даль, даль, даль…» Стройка на нашей улице В 60-х годах на нашей улице шло активное строительство. Сначала привозили бревна, ставили сруб. Срубы должны были стоять какое-то время, и сразу становились нашим любимым местом для игр. Было интересно просто залезть наверх и сидеть наблюдать. Внутри сруба часто играли в «уголки»: это когда четверо по углам, а водящий в середине. Игроки по углам договариваются и меняются местами. «Режем!» — и побежали, назад уже нельзя. Водящий должен постараться занять пустой угол. Сейчас в такие игры практически не играют, а ведь было очень задорно и весело. Наша семья, состоящая из пяти человек, жила тогда в маленьком домике. Из мебели была только железная кровать, да папа сам сделал стол, лавку и две табуретки, больше там ничего не помещалось. И вот около нашего дома тоже вырос сруб. Радости не было предела. Однажды играли около нашего сруба большой компанией в прятки. Застукивать надо было в угол сруба. Подошел черёд мне водить: я увидела девчонку повзрослее меня, бегу застукивать, а она хотела меня опередить. В общем, в угол я влетела на приличной скорости! Очнулась дома на постели с огромной шишкой на лбу… К концу лета около нашей маленькой избушки вырос высокий просторный дом. А первого сентября мы с братом Володей пошли в школу. Да, всякие были истории: и веселые, и немножко грустные. И всё это – ДЕТСТВО!
В газете появилась новая рубрика «Когда деревья были большими…», и мне захотелось поделиться светлыми воспоминаниями из моего детства. Родилась и выросла я в селе Ратово, деревня Дурасово, ныне это улица Набережная. Спустишься с горы – и перед тобой Сура. И, конечно, всё моё детство связано с этой замечательной рекой.
Фото Г. Маланецкого. Дом на хуторе. Конец 60-х
В каждое время года у нас были свои развлечения и игры. Весной, как только появлялись первые проталины, бежали играть в «лапту», в «круги», «штандер стой». На склоне оврага мы выкапывали «печки», клали туда немного соломы и пекли картошку. Картошку и спички брали дома украдкой, родители бы не разрешили. Картошка, конечно, в такой печке не пропечется, так, немного обуглится, но и наполовину сырая была очень вкусная! Весной всегда с нетерпением ждали, когда вскроется Сура. Бежали смотреть ледоход: река шумит, льдины кружатся, наезжают друг на друга. Завораживающее зрелище! Потом Сура выходила из берегов и разливалась, часто затопляло всё Засурье. Смотришь с бугра, и не видно конца этому «морю», только кусты из воды торчат. По большой воде приходили танкеры на нефтебазу, привозили горючее. Для нас это было тоже большое событие, ходили смотреть с горы, спускались к реке. Иногда нам разрешали зайти на «корабль» на несколько минут, ну уж это было настоящее счастье! Лето у всей детворы – любимая пора, а если рядом река, то это просто чудесно. Сколько там было игр и забав! Плавать учились самостоятельно, глядя на более взрослых, но прежде, чем научиться, нахлебались, конечно, Сурской водицы. Нагоняли волны, плавали «лодочкой», играли в «пароход качается…», «баба встала на носок» с ныряниями. Сура в то время была судоходной, мы всегда ждали, когда проплывет пароход, подплывали поближе, чтобы покачаться на волнах. Хорошенько продрогнув, выходили на горячий песочек. С Суры никогда не хотелось уходить, но надо было выполнять и домашние поручения: выполоть несколько грядок лука, встретить стадо (к обеду пригоняли домой), подоить корову, в 3 часа дня не забыть выгнать. Родители уходили на целый день на сенокос за Суру, а мы с братьями (у меня два брата), как могли, домовничали. Вечером нам приносили гостинцы из леса: по пучку ягод и по кусочку мяса. Соседка тетя Вера докладывала маме, как мы развлекались: лазили на крышу, обливали друг друга водой, в общем, о всех наших проделках. Но мама за это нас не ругала. Летом я очень любила ходить с братьями на рыбалку, к нам приезжали ещё двоюродные братья из Чебоксар, так что компания была приличная. Удочки делали сами, а ещё у нас были «закиднушки»: у них тяжелое грузило, закидываешь их далеко в воду, а на берегу к палке привязан колокольчик. Если клюнет рыба, то колокольчик звенит. Однажды на такую «закиднушку» у меня клюнул сом, колокольчик зазвенел, я тащу за леску, как увидела, перепугалась до смерти! Хорошо, что брат был рядом, помог мне справиться с уловом. Соменок был, конечно, не очень большим, но мне тогда показался огромным. С моей подругой Людой летом у нас было ещё одно развлечение на Суре – катание на лодке. Сначала учились переезжать с одного берега на другой. Это было непросто, ведь в Суре сильное течение, сносит. Но были и ещё препоны. В то время фарватер реки чистили землесосы, намоют косу и ставили плетень, видимо, чтобы песок не уносило. Около плетня течение было ещё сильнее, прямо притягивало, и мы боялись. Когда научились как следует управлять лодкой, стали отправляться в «дальние плавания», доплывали до Мурзиц и дальше. Конечно, и руки уставали, и ладони в мозолях, но мы получали удовольствие от наших путешествий. Назад плыть было легко, по течению. Любовались Сурой, особенно красиво было на закате. Зима также была любимым временем года. Катались на санках с горы, на коньках «снегурках» прямо по дороге, на друндалях. Строили крепости с подземными ходами и штурмовали их. Но особой любовью у меня были лыжи. Папа делал их сам. Он много чего умел делать: был хорошим плотником, делал сани, салазки, умел плести из прутьев, для нас и для себя делал лыжи. Они были немного шире обычных лыж, к ним привязаны веревочки. Накатывали лыжню по огородам через сугробы. Но больше всего мне нравилось кататься с гор и по оврагам. Катишь с горы с ветерком, а если и улетишь где-нибудь на муравьиной кочке в сугроб – не беда, лыжи прочные, не сломаются. Вылезешь из сугроба, лыжи за веревочку и наверх. В воскресный морозный солнечный день мы с братом любили кататься на лыжах за Суру. По оврагу, потом с горы через Суру и оказываешься в лесу. Ездили просто по лесу и на озера: Судыкино, Бабье, Старая Сура, Чанграш. У нас была составлена своя карта Засурья. Разводили небольшой костер, грели на прутике хлеб. На морозе теплый хлеб да с дымком был такой вкусный! А на душе такое умиротворение! К вечеру уставшие, но очень довольные возвращались домой. Эти счастливые моменты детства хочется вспоминать и как бы проживать снова. Они наполняют меня радостью и светлыми чувствами.
