27.11.2022
Н.С. Вильдяеву — 72. Поэт и писатель, педагог, юрист и правоохранитель, давний друг Сеченовской центральной библиотеки и не только, Николай Степанович не забывает и, можно сказать, родную редакцию газеты «Борьба», где он был литературным сотрудником с 1971-го по 1973 год. Н.С. Вильдяев нередко звонит в редакцию газеты, а по приезду на свою малую родину и заходит, чтобы пообщаться с коллективом, привозит свои рассказы и стихи.
Уроженец д. Новосёлки нашим постоянным читателям хорошо знаком, им известен жизненный путь этого замечательного человека, творческие грани его таланта. Несмотря на то, что Н.С. Вильдяев проживает в г. Армянск (Крым), красной нитью во всех его рассказах, зарисовках, стихах проходит любовь к родной Нижегородской земле и ностальгия по Теплостанской сторонке. Вот как вспоминает Николай Степанович свою деревеньку: «На западной окраине деревни Новосёлки, полого спускавшейся к разнотравному лугу, текла медлительная Малая Медяна, в прозрачные воды которой поздним вечером закатывалось оранжевое солнце. Цветущие пойменные луга, похожие на гигантские разнотравные ковры, желтые нивы, белоснежные березовые колки, голубое небо и серебристые водоемы — всё питало тонкие романтические струны светлого детства и чистой, открытой для общения бесхитростной души… Именно оттуда, из босоногого деревенского приволья, тяга к лирической прозе, которую я читал жадно, мечтательность, буйство творческой фантазии и разноцветье красок в этюдах и зарисовках».
Книги «Родная земля Теплостанская», «Новоселки мои соловьиные», «Деревенская мозаика» дают возможность нам, читателям, вместе с автором на росистой зорьке сбегать на рыбалку, сварить уху из выловленной ивовой плетюхой и руками рыбы, прокрасться с ватагой отчаянных и изобретательных мальчишек в колхозный сад, повеселиться на сельской свадьбе или вечеринке, похлебать дымящихся щей из пышущей жаром русской печи, затопить студеным зимним вечером, когда за окошком воет ледяная вьюга, подтопок и слушать гудящее и волнующее пение разгорающегося огня… В день рождения Николая Степановича мы не могли не опубликовать какое-нибудь его произведение. Вот один из его рассказов (в сокращении).
Искушение
Все мы родом из детства. Оно у меня было веселое, интересное и незабываемое. Наша многодетная семья ютилась в маленькой бревенчатой избушке, обмазанной для теплоты снаружи глиной.
Отец Степан Васильевич и мать Евдокия Степановна, как трудолюбивые пчелки, работали от зари до зари в артели, на усадьбе и подворье. Дом, скотина, огород — все держалось на них, а заботы по присмотру за малолетними неугомонными братьями легли на плечи сестры Вали — самой старшей из нас. С утра и до ее возвращения из школы мы были предоставлены сами себе и развлекались как могли: с завязанными глазами играли в прятки, чет-нечет, ссорились и мирились. В тесной хате то игры и смех, то бурная катавасия и басовитый рев. Это старший брат Вова, я и младший Вася изобретательно и увлекательно проводили свой досуг. Позднее к нашим неутихающим баталиям присоединится и самый младший в роду — Шурик.
Суровый и педантичный отец, хлебнувший много лиха войны на своем коротком веку, побывавший в Германии, приучал нас с малых лет к культуре еды, овладение которой считал непременным атрибутом воспитанного человека. При этом его методы обучения не отличались методическим разнообразием или оригинальностью. Лишь только стоило кому-нибудь из нас зачавкать за столом или сильнее подуть на горячий суп, как эффективное индивидуальное средство воздействия в виде длинной деревянной ложки моментально образумляло провинившегося, усиленно потирающего покрасневший лоб и утирающего ладошкой слезы. Когда к родителям приходили гости, мы притихшей гурьбой забирались на горячую печку и из-за занавески зорко, точно грифы, обозревали многочасовое хмельное застолье.
Отец, работавший одно время бригадиром, курил самосад, но никогда не дымил в жилом помещении, чтобы не подвергать вредному воздействию никотина домочадцев. В этом проявлялись и мудрость, и скрытая за внешней суровостью забота о детях. В начале знойного августа, когда на колхозных полях полным ходом шла страда, отец принес домой пачку длинных, похожих на круглые карандаши и специ-фически пахнущих сигарет и выкурил несколько штучных изделий, а остальные оставил в кармашке печурки, предназначенном для обсушки варежек, носков и рукавиц.
Я, шестилетний шалопай, сразу же приметил красивую коробку с рисунком гор и облаков и, выждав удобный момент, когда никого не оказалось рядом, стащил пачку и спрятал в высоких и густых подсолнухах, где, как маленький отшельник, соорудил себе укрытие наподобие маленького шалашика. Жизнерадостного постреленка мучило любопытство: почему большие дяди курят и выпускают изо рта и носа желто-серый дым, похожий на идущий из самоварных и печных труб. Какие чувства испытывают они во время дымной процедуры?
Эти вопросы не давали мне покоя и я, любознательный шалун, решил перейти от теоретических изысканий к практическому опыту. И однажды после обеда, дождавшись, когда мама с сестрой ушли на пойму доить коров, отец — на ферму, а братья — на запруду, я стянул с шестка коробок спичек с ярко-желтыми иероглифами на этикетке и затаился, словно Робинзон Крузо, в своем убежище. Сперва я с любопытством понюхал тонкую и длинную сигарету, пахнущую устоявшимся острым запахом табака, а потом с заговорщическим видом зажал ее в зубах, представляя себя большим и самостоятельным индивидом.
Яркая спичка весело заплясала в моей руке, обжигая кончик сигареты, покрывшийся легким налетом пушистого пепла. На губах и языке расплылось желтое табачное пятно. Я спалил несколько серников, прежде чем догадался глубоко и сильно втянуть в себя воздух. Сигарета затлела, порозовела и задымила. Горячий удушливый дым заполнил полость рта, трахею и легкие. Я зачихал, заморгал и закашлял. Из глаз и носа потекла влага. Синеватый дымок обволакивал голову, сдавливая грудь, стеснял дыхание. Мне хотелось вышвырнуть и затоптать одубевшими подошвами длинное, похожее на восковую свечу, изделие табачной фабрики. И что только взрослые в нем находят? Но я сдержался и решил быть настоящим мужчиной. Ведь если старшие курят, значит, они понимают что-то непонятное нам в жизни и табачных изделиях. И я пересилил себя.
После нескольких глубоких затяжек мне показалось, что голова медленно тяжелеет и заполняется каким-то дурманным пьянящим зельем. После первой сигареты мое тело словно подменили: оно стало каким-то легким и невесомым. И уже не казался противным кисловато-горький привкус во рту. Я впал в никотиновую эйфорию и в состоянии эмоционального возбуждения, вызванного выкуренной сигаретой, принялся за вторую. Когда я докурил ее до конца, все затуманилось и смешалось в моей голове. С заплетающимися, как у хмельного гуляки, ногами я поплелся домой и ничком свалился на кровать, на соломенный тюфяк. Окна, печь, потолок закружились, завертелись, как карусель на льду, перед моими потемневшими глазами. Меня мутило, тошнило и рвало всю ночь, до утра.
Родители, догадавшиеся о причине моего недуга, не сказали мне ни слова упрека и даже не выпороли ремнем. Видно, они поняли по моему желто-зеленому виду, что так я поэкспериментировал над собой в первый и последний раз. И оказались правы.
Еще около месяца меня тошнило от одного запаха табачного дыма. И с того времени я, словно бабка пошептала, ни разу не испытывал искушения покурить и приобщиться к пагубному зелью…
Сентябрь, 2006 год, г. Армянск