В Сеченовском районе проживают две сестры, скромные милые женщины:
в с. Рогожке – моя мама Беленкина Антонина Ивановна, в с. В-Талызине – моя тетя Скрыпова Мария Ивановна. Они бывшие узницы Коми Гулага. Война жестоко растоптала их жизни, лишила не только отца, но и дома.
Их отец (мой дед) Гущин Иван Андреевич был красноармейцем батареи 45-миллиметровых пушек 127 гвардейского стрелкового полка 42 гвардейской Краснознаменной стрелковой дивизии. По доносу своего сослуживца арестован и осужден по 58 статье. Военным трибуналом приговорен к высшей мере наказания – расстрелу с конфискацией имущества, принадлежавшего ему на родине. Арестовали его 13 октября 1942 года, а через пять дней, 18 октября этого же года, расстреляли. Впоследствии был реабилитирован.
Я всегда задавала себе вопрос: о чем думал мой дед перед расстрелом? Это ведь я называю его дедом, а ему тогда было 36 лет. Тот человек, который его предал, был потом арестован, отсидел свой срок и до глубокой старости проживал в г. Заволжье.
А семья моего дедушки подлежала репрессии как семья изменника Родины. 20.02.43г. особое совещание при НКВД СССР постановило всю его семью сослать в Коми АССР сроком на пять лет. 7 апреля 1943 года она была направлена этапным порядком в г. Сыктывкар в распоряжение НКВД Коми АССР. Моей маме было 9, а тете 7 лет. Так они стали узницами лагеря. Детская память не забыла всех ужасов пережитого. Сначала мою бабушку, их мать (ей было тогда всего 32 года), возили на допрос в г. Горький, дома делали обыск.
Сестры помнят до мелочей, как их угоняли. Собрались почти все жители с Рогожки, их посадили на сани, все рыдали – уезжали навсегда, никто не думал, что останутся в живых.
Бабушка прижала их к себе и сказала: «Умирать, так всем вместе». Один из НКВДешников оказался добрым человеком, он отвел бабушку в сторону и сказал, что ее муж не виновен, их вернут домой. А в Арзамасе, в пересылке, помнят, как на вокзале милиционер бил их, маленьких девочек, по ребрам кованым сапогом, говоря при этом: «Не спать, не спать».
Гнали месяц в телячьих вагонах. В лагере мест в бараке не было, спали около барака под снегом, укрывшись дерюгами. В лагере вместе с ними были и уголовники. Бабушка, стоя по колено в ледяной воде, сплавляла лес.
Дети были голодные. На маму вообще не давали паек, тетя была моложе, ей давали. А маме бабушка отдавала часть своего пайка. Все болели. Дети в лагере умирали. Мама помнит, что с ними жила семья из Красного, у них была дочка Галинка, ей было 5 лет, она умерла.
Как они радовались, когда их освободили, сказали, что их отец и муж не виновен. Помнит мама, как они возвращались домой, шли пешком из Пильны. Дома собрались все родственники, соседи, жители села. Несли кто краюшку хлеба, кто плошку зерна. Дом был разрушен. Жили они у дяди. Бабушке было сказано, чтобы она никогда никуда не жаловалась.
Так моя бабушка, оставшись в 32 года вдовой, растила одна своих детей, никогда больше, прожив после дедушки 50 лет, не выходила замуж.
А другой мой дедушка, Беленкин Михаил Осипович, погиб в 35 лет под Ленинградом. Его разорвало миной. Это было в апреле 1943 года. Моя вторая бабушка Беленкина Анастасия Александровна тоже осталась вдовой. У нее на руках четверо маленьких детей. Папа мой вырос сиротой.
Вся история России написана слезами вдов и сирот.
В. Ильина
Справка
Гражданин Гущин Иван Андреевич 1905 г. рождения, уроженец с. Рогожка Тепло-Станского р-на Горьковской области, в период прохождения военной службы в качестве красноармейца батареи 45 мм пушек 127 гвардейского стрелкового полка 42 гвардейской Краснознаменной стрелковой дивизии, расстрелянный 18 октября 1942 г. по приговору военного трибунала 42 ГКСД от 13 октября 1942 г. за совершение преступления, предусмотренного ст.»’19-58-1 п.»б» УК РСФСР/ действия были переквалифицированы на ст. 58—10 ч. 2 УК РСФСР по определению Военной Коллегии Верховного Суда СССР от II марта 1943 г./, в соответствии со ст. 3 п.»а» и 5 п. «а» Закона Российской Федерации от 18 октября 1991 г. «О реабилитации жертв политических репрессий» является полностью реабилитированным».